Простите меня за то, что я ненадолго возвращаюсь в прошлое, но Брукс Робинсон требует этого. Мне 10 лет, я на заднем дворе крошечного домика моих родителей в Кливленде. Над двором провисает телефонный провод, самая нижняя точка которого находится достаточно высоко, чтобы мы могли подпрыгнуть и дотронуться до него, но мы пытались. Здесь же есть круглая яма, оставшаяся после нашей неудачной попытки вырыть туннель в Китай, отличное дерево, на которое можно залезть, и заднее крыльцо с оборванными и болтающимися сетками. Прогнивший стол для пикника отодвинут в сторону от дорожки. Вокруг сетчатый забор, который можно преодолеть в три приёма.
- Поставить левую ногу на середину
- Правую наверх
- Оттолкнуться правой и спрыгнуть с другой стороны
Это один из тех редких в Кливленде дней, когда небо полностью голубое.
Мой отец здесь же, на заднем дворе. Он только что вернулся с фабрики, пятна масла на его брюках ещё свежие. Он курит «кент», уже глубоко забравшись во вторую пачку. Отец всё ещё спортивен, он может продемонстрировать скорость, которой славился, играя в полупрофессиональной футбольной команде в Польше, но он не бейсболист. Он ничего не знал о бейсболе до приезда в Америку вместе с моей мамой, за пару лет до моего рождения. Игру он познавал на лету, слушая радио, немного смотря телевизор, играя в софтбол в заводской команде, разговаривая с коллегами.
Он считал важным узнать бейсбол к тому моменту, когда его родившиеся в Америке сыновья подрастут.
А теперь катит мне мяч по земле. У папы на руке пластиковая ловушка, слишком маленькая, а бейсболка сползает с его головы. Он катит ещё один мяч, и ещё…
И он рассказывает мне о Бруксе Робинсоне.
«Нырять за мячом это не самое сложное. Встать! Подумай, как быстро Брукс Робинсон встаёт».
«Вставай перед мячом. Брукс Робинсон всегда оказывается перед ним. Если он промахивается, то всё равно может заблокировать его своим телом».
«Подумай, как Брукс Робинсон бросает. Не перестарайся. Бросай настолько сильно, насколько нужно, чтобы вывести раннера из игры».
«Атакуй мяч. Брукс Робинсон атакует каждый мяч». Каждый день на заднем дворе отец и я, а Брукс Робинсон — Мистер Гувер (Hoover — фирма-производитель пылесосов, основанная в 1908 году в Огайо — прим. пер.), человек-пылесос, величайший оборонительный третий базовый, когда-либо живший на белом свете — двигает нас вперёд. Каждый день — в такие солнечные дни, как этот, или серые, как большинство других, на лужайке на заднем дворе — я вижу Брукса, представляю себе Брукса, мечтаю быть похожим на Брукса. Я вырос, веря в супергероев: Супермена, Бэтмена, Чудо-женщину, Брукса Робинсона.
Не могу передать словами, как я был рад узнать, что Брукс Робинсон научился игре у своего отца точно так же, как я у своего. Мой отец работал на фабрике одежды в Кливленде. Брукс Робинсон—старший работал в пекарне в Литл-Роке в штате Арканзас. На первом нашем домашнем видео папа бросает мне мяч для виффлбола, катит его мне по земле. Старший Робинсон давал сыну черенок от швабры, чтобы тот отбивал, и, как говорит одна из легенд, «начал приучать старшего из сыновей ловить граундболы едва тот начал ходить».
Брукс-младший родился левшой. Об этом знают немногие. Он сломал левую руку и ключицу, когда был еще маленьким, после чего с помощью отца научился бросать мяч правой. Представляете, как изменилась бы история бейсбола, если бы Робинсон не сломал руку? Он играл бы как левша. И он не смог бы играть на третьей базе.
Робинсон вырос в условиях, которые можно назвать квинтэссенцией бейсбольного детства, музыку к которому написал Джеймс Хорнер. Он каждый день играл в мяч. Он тренировал свою руку, развозя и разбрасывая газеты (одним из клиентов на его маршруте был легендарный кэтчер «Янкис» Билл Дики). В 12 лет он написал то самое важное эссе, о том, кем хочет стать, когда вырастет — игроком Высшей бейсбольной Лиги. Когда он впервые бросил футбольный мяч, его выбрали квотербеком. Его первое свидание состоялось в местном магазине сладостей.
И он был до невозможности любезным. Все так думали. Брукс работал над этим. Его героем был Стэн Мьюсиал, самый вежливый из бейсболистов, и его целью было когда-нибудь стать таким же, как он. Много лет спустя балтиморский журналист Джим Эллиот сказал о Бруксе: «Если сравнивать с этим парнем, то со Стэном Мьюзиалом просто невозможно ужиться».
Да, доброжелательность определила карьеру Брукси. Ещё один журналист, Гордон Берд, рассказывая о том, как Реджи Джексон получил шоколадный батончик, названный в его честь, написал: «Брукс никогда не просил никого называть шоколадки в его честь. В Балтиморе его именем люди называли своих детей».
Робинсон был настолько известен своей любезностью, что в 1965 году этим в рекламных целях воспользовался один из банков Балтимора.
Диктор: Скажите мне, Брукс, вас когда-нибудь что-нибудь выводит из себя?
Брукси: Нет, только не меня. В этой игре нельзя выходить из себя. Нет, я никогда не злюсь.
Диктор: Что думаете по поводу выхода на биту в девятом иннинге при загруженных базах и полученного страйкаута?
Брукси: Что ж, вы не сможете выбивать мяч каждый раз. Нет, это не разозлит меня.
Диктор: Тогда вы играете против силового отбивающего, а он ставит бант, с которым вы не справляетесь.
Брукси: Ну, так отскакивает мяч. Нет, это не разозлит меня.
Диктор: Как насчёт того, чтобы купить дом, а потом узнать, что вы могли получить более выгодную ставку по ипотеке без комиссии за оценку и штрафа за досрочное погашение?
Брукси: Оо! Это сводит меня с ума!
Вернёмся к началу. Робинсон подписал контракт с «Балтимором» в 1955 году за $4 тысячи. Неудачливые «Ориолс» проводили всего второй сезон в Балтиморе, после того как долгое время были неудачливыми «Сент-Луис Браунс». За год до этого команда проиграла 100 матчей, затем — 97. Но именно эти неудачи и привлекли Робинсона; они сказали ему, что у него будет шанс быстро продвинуться по карьерной лестнице. Свою первую игру он провёл уже в сентябре, когда ему было 18 лет. В матче с «Вашингтоном» он выбил два хита и заработал RBI. Но в следующих матчах ему не удавались результативные удары и его отправили в «Сан-Антонио» оттачивать мастерство. Закрепиться в составе ему не удавалось ещё несколько лет.
В те годы было много людей, не видевших в Робинсоне ничего особенного. Его таланты было нелегко распознать. Из пяти основных бейсбольных качеств в младших лигах он проявил только одно. Он отбивал немного. Ему недоставало силы. Он совсем не умел бегать. И даже рука у него была недостаточно сильна — одно время в «Ориолс» считали, что ему больше подходит вторая база.
Но на третьей базе он играл в балетном стиле. Было ли этого достаточно? Не все были в этом уверены. Один из партнёров по команде смотрел за его игрой и удивлялся, зачем «Ориолс» вообще подписали с ним контракт. Я думаю о молодом Бруксе Робинсоне как о молодом Фреде Астере, которого вдохновил известный отзыв после кинопроб: «Не может петь. Не может играть. Лысеет. Немного умеет танцевать».
Свою первую «Золотую Перчатку» Робинсон получил в 1960 году, когда наконец получил третью базу в своё распоряжение. Он выигрывал этот приз в каждом из следующих пятнадцати сезонов. Иногда, когда вы смотрите на игрока прошлого с использованием современных статистических показателей, вы видите большой разрыв между его репутацией и эффективностью. Но только не в случае Брукси. Он играл в защите выше среднего уровня в каждом из шестнадцати сезонов, когда получал Золотую ловушку, и в большинстве из них его выступления были легендарными.
Его показатель FRAA в эти шестнадцать сезонов равнялся 276.
Ни один игрок любого амплуа не подобрался к нему ближе, чем на 100 ранов.
«Самое удивительное в этом, — говорит бывший питчер Эл Фицморрис, десятки раз игравший против Робинсона, — это то, что он действительно не умел бросать. Были парни вроде Грейга Неттлза, Бадди Белла, Джорджа Бретта, их руки напоминали винтовки. Но не у Брукса. Он просто бросал мяч через инфилд и точно попадал в ловушку своего парня».
Робинсон играл по-другому. Он действовал с помощью выбора позиции, инстинкта, баланса, чувства времени и невероятных рефлексов. Невозможно было поставить его в тупик. Никто не мог нырнуть за мячом, вскочить на ноги и бросить так, как это делал он. Возможно, его рука не была самой сильной, но его бросок был самым быстрым в игре, а точность, особенно при розыгрыше дабл-плей, оставалась непревзойдённой. Пит Роуз говорил, что его место в лиге выше. Джим Мюррей писал, что после окончания карьеры он должен забрать третью базу с собой. Спарки Андерсон говорил, что он может просто оставить там свою ловушку и она сама начнёт десять дабл-плеев.
«Я стоял на поле как болельщик», — говорит его партнёр по команде Фрэнк Робинсон. — «Стоял и смотрел, как он делает розыгрыш за розыгрышем. Я не мог в это поверить».
Брукси не был великим отбивающим, за редкими исключениями. Он провёл отличный сезон в 1964 году, когда его показатели составили 31,7%/36,8%/52,1% с 28 хоумранами и лучшими в Лиге 118 RBI. В том же году его признали MVP. В 1962 году он суммарно заработал 300 баз, в 1966 году у него было 100 RBI, а в 1960 году его показатель отбивания составил 29,4%.
Но в целом, его ограниченные возможности игры в нападении, которые скауты видели в молодом Брукси, были реальными. Он не умел бегать, его бита двигалась медленно, у него не было врождённой силы. Он выжимал из себя максимум, таков был его путь. Суммарно за карьеру он выбил более 2800 хитов, больше 250 хоумранов, набрал больше 1300 RBI. Если отбросить три последних сезона, когда его бита окончательно умерла, то его показатель OPS+ составил бы 108, что очень неплохо для величайшего по игре в защите третьего базового в истории игры.
Но статистика Робинсона, его «Золотые Ловушки», его захватывающие дух розыгрыши, его превозмогание себя на бите, его выступление в плей-офф 1970 года, когда «Твинс» и «Редс» не могли совладать с ним, а он в нескольких моментах показал нечто экстраординарное, его доброта — всё это не соответствует тому, что он значил. Для меня его значение крылось в заднем дворе, в голосе моего отца, снова и снова произносившего его имя.
Я никогда не спрашивал отца, что именно привлекло его в Бруксе Робинсоне, и подозреваю, что сейчас он пожал бы плечами и сказал, что не помнит. Я думаю, что в их характерах что-то совпадало. У отца была ежедневная рутина на фабрике, ворчливое начальство, монотонность работы, осознание того, что впереди нет никаких перспектив, но каждый день он приходил домой, водил нас в бассейн, или играл в мяч на заднем дворе, или помогал с уроками, или делал что-то, что хоть немного меняло нашу жизнь.
И у Робинсона был каждый день — это могло быть воскресенье на «Фенуэй Парке», вечер пятницы на «Янки Стэдиум», апрельский четверг в морозном Миннеаполисе, палящее солнце июльским вторником в Канзас-Сити, скучная среда в сером Кливленде, где поле было твёрдым, как камень, а небо затягивал дым заводских труб. Это не имело значения. Он всегда был там, готовый броситься за мячом, поймать отскок после банта или прыгнуть за лайнером, подхватить граундбол, сделать бросок на первую базу. «Вот так!» — кричит мой отец, когда я падаю в траву на нашем дворе, подхватываю катящийся мяч, вскакиваю на ноги и делаю бросок. — «Вот оно! Это Брукс Робинсон!»