Осмелюсь сказать, что есть что-то священное в идеальной комбинации великого игрока и легендарной цитаты. Вспомните Мухаммеда Али и его «Я — величайший». Вспомните Лу Герига: «Сегодня я считаю себя самым счастливым человеком на земле». Вспомните Джо Неймита: «Мы выиграем матч, я гарантирую это». Вспомните Сатчела Пейджа: «Не оглядывайся. Что-то может настичь тебя».

Всего несколько слов, которые так или иначе отражают суть спортсмена или момента. Кусочек магии, делающей кого-то незабываемым. Им необязательно быть меткими и продуманными. Это может быть фраза Джона Крука: «Я не спортсмен, я бейсболист». Вы видите эти слова и точно знаете, кем был Крук и что он собой представлял.

Или вспомните, как однажды сказал Аллен Айверсон: «Мы же говорим о тренировке?»

Вспомните Джо Монтану во время Супербоула, когда перед началом победного драйва он посмотрел на трибуну и сказал одному из партнёров: «Эй, смотри! Разве это не Джон Кэнди?» (канадский комедийный актёр и сценарист, лауреат нескольких премий «Эмми» — прим. пер.).

Или вспомните замечательного гольфиста Роберто де Виченцо через несколько секунд после того, как он подписал неверную карточку со счётом и лишил себя шанса на победу в турнире Мастерс: «Вот же дурак!»

Их очень много. Баскетболист Рашид Уоллес: «Мяч не лжёт». Боксёр Джо Луис: «Он может убежать, но не сможет спрятаться». Звезда «Падрес» Гарри Темплтон: «Если я не начну, я не уйду». Теннисист Джон Макинрой: «Вы же это не всерьёз!» Реджи Джексон: «Я приехал в Нью-Йорк не для того, чтобы стать звездой. Я привёз звезду с собой». Кевин Гарнетт: «Возможно всё!» Раннинбек Маршон Линч: «Я здесь только для того, чтобы меня не оштрафовали».

У нас не конкурс, но я выбрал величайшую комбинацию спортсмена и его слов. Сочетающихся идеально, поэтично и красиво.

«Прекрасный день для игры в мяч. Давайте сыграем две».

Это Эрни Бэнкс.

Подумайте о великолепии второй части фразы: «Давайте сыграем две». Я никогда не верил в клише «картинка стоит тысячи слов» — всё зависит от слов. Давайте сыграем две! Всего три слова передают образ Бэнкса так, как никогда не передаст ни одна картина, ни одна фотография. Давайте сыграем две! Три слова выражают бесконечную радость, которую приносил Бэнксу бейсбол. Три слова, заставляющие сердце петь.

Я искал момент, когда Бэнкс впервые произнёс эти слова. Точную дату определить мне не удалось, но я выяснил, что этой цитатой он прославился только в конце своей карьеры — в 1969 году, если точнее — когда его «Кабс» сражались с «Нью-Йорк Метс» за победу в лиге.

Тогда Бэнксу было уже 38 лет, и годы давали о себе знать. В том сезоне он заработал 100 ранов, что создавало иллюзию того, что он всё ещё оставался опасным игроком. Но его показатель отбивания составлял всего 25,3 % при OPS+ 92. Он выдыхался. После того сезона он сыграл ещё около сотни матчей, а затем ушёл на покой.

Но в тот год «Кабс» впервые за целое поколение, впервые в карьере Бэнкса, участвовали в борьбе за лидерство. И многие журналисты как будто только что открыли его для себя. Первое упоминание о его «Давайте сыграем две» я нашёл в рассказе легендарного канадского журналиста Клэнси Лоранджер. Если вы бывали в Ванкувере, то вам это имя может показаться знакомым. Улица, ведущая к «Нэт-Бейли-стэдиум», называется Клэнси-Лоранджер-Уэй.

Десятого июня 1969 года Лоранджер написал о Бэнксе:

«Он просто любит играть в бейсбол, и одно из его любимых выражений: эй, давайте сегодня сыграем дважды».

Эта отсылка — «одно из его любимых выражений» — предполагает, что Бэнкс говорил так в течение многих лет.

Несколько недель спустя самый известный бейсбольный журналист Америки тех времён — Дик Янг из New York Daily News — написал об этой цитате, но снова в тоне, предполагавшем, что она уже была общеизвестной. Он писал, что «Метс» «хотели бы иметь возможность избежать известного восторженного возгласа Бэнкса».

Теперь это был «известный восторженный возглас». Но, опять же, насколько я могу судить, никто не упоминал эту фразу раньше.

В другой статье, опубликованной примерно в то же самое время, приводились слова Бэнкса: «Разве это не прекрасно? Брать деньги за игру в бейсбол это преступление. Мы все должны оказаться в Сан-Квентине… Давайте сегодня сыграем две игры. Это слишком хороший день для одной».

Да, это был год, когда фраза «Давайте сыграем две» стала появляться в каждом рассказе об Эрни Бэнксе. Я уверен, что где-то об этом писали и ранее, но не смог найти подтверждений. Позже в том же сезоне Марк Крам из Sports Illustrated окончательно задокументировал оптимизм и задор Бэнкса: «В жизни Эрни нет ни одного облачка. И это делает его самым счастливым бейсбольным воином»:

Бэнкс особенно оживлённо выглядит во время тренировок по отбиванию, самого приятного времени в бейсболе… он напевает, подшучивает над какой-то приземлённой философией и что-то бормочет, затмевая обычных апостолов энтузиазма (в оригинале использовано слово boosterism, означающее уверенность в успехе в чём-либо, большую чем кажется разумным — прим. пер.). Если он в Сент-Луисе, то скажет: «Сент-Луис! Родина могучих “Кардиналс” и великого Стэна! Сент-Луис! Великий город. Встретимся в Сент-Луи…» Если он в Нью-Йорке, то скажет: «Нью-Йорк! Большое Яблоко, плавильный котёл мира. Родина «О! Калькутты!» и этих надоедливых “Метс”».

В Чикаго его переполняли эмоции.

«Хенри Аарон», — драматически говорит он, глядя на него. — «Хенри Аарон! Самый опасный отбивающий, когда-либо живший на свете. Зал славы, жди! Хенри, давай сегодня сыграем дважды».

Аарон с любопытством смотрит на него в ответ, покачивая головой.

Играть в бейсбол Бэнкс научился у своего отца Эдди. Тот сам играл в составе профессиональной команды «Даллас Блэк Джайентс». Но любить бейсбол Бэнкс научился у Бака О’Нила.

Бак рассказал мою любимую историю о «Давайте сыграем две». Это случилось в 1962 году. Мы перейдём к ней через минутку.

Но сначала я должен сказать следующее: в 1962 году карьера Бэнкса была на распутье. В том сезоне он перешёл с позиции шортстопа на первую базу. Бэнкс не любил первую базу. «На этой позиции слишком много проблем, — говорил он, — и не последняя среди них это ноги. Иногда мне кажется, что их у меня слишком много. А иногда недостаточно». Но «Кабс» попросили его сменить позицию, чтобы поберечь его от травм.

Ради «Кабс» Эрни Бэнкс был готов на всё.

До этого момента Бэнкс был шортстопом — причём уникальным. Такого как он, история игры ещё не знала. Он превосходно защищался, но не это было его отличительной чертой. Он здорово бегал по базам, но не это выделяло его. Каждый год его показатель отбивания составлял около 30,0 %, но такого добивались и другие шортстопы. Он был чертовски вынослив и несокрушим, проведя 717 матчей подряд, но и это не было беспрецедентным.

Нет. Выдающимся Бэнкса делала его сила. С того дня, как он впервые взял в руки биту, Бэнкс был особенным. Его отец рассказывал о множестве окон, которые тот разбил в детстве. В 1955 году он стал первым в истории шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов. Насколько важным был этот факт? До этого рекорд для шортстопов — его установил Верн Стивенс — составлял 25 хоум-ранов за сезон.

В 1957 году Бэнкс стал вторым шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов.

В 1958 году Бэнкс стал третьим шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов (47, если быть точным, этот рекорд держался 43 года, пока его не побил Алекс Родригес).

В 1959 году Бэнкс стал четвёртым шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов.

В 1960 году Бэнкс стал пятым шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов.

Нет, раньше не было такого шортстопа, как он. Его боялись. Бэнкс дважды лидировал в лиге по умышленным бейс-он-боллам — шортстоп! Он дважды был лучшим в лиге по хоум-ранам, дважды становился лидером лиги по RBI, дважды его признавали MVP, хотя играл он в ужасных «Кабс». В те времена титул нечасто отдавали игрокам плохих команд, но Бэнкс был ошеломляюще хорош.

Если брать чистую аналитику, Бэнкс заработал более 50 WAR за всего семь сезонов. Это больше, чем у пяти шортстопов из Зала славы за всю их карьеру.

Это подводит к мысли о Зале славы: на мой взгляд Бэнкс сделал всё, чтобы быть избранным туда как шортстоп. Но был бы он избран, если бы завершил карьеру, а не перешёл на первую базу? Нет. Во-первых, у него не набралось бы достаточно сезонов, чтобы получить право на это.

Но даже если не обращать на это внимание, у него был средний показатель отбивания 29,0 %, пара наград MVP, 298 хоум-ранов за карьеру, Золотая перчатка, несколько выходов в Матчах всех звёзд. Он также был первым чернокожим игроком в составе «Чикаго Кабс». Все знали, что Бэнкс был уникальным.

Но у него было всего 1355 хитов, и журналист ни за что не стали бы за него голосовать.

Конечно, он не ушёл на покой. Он перешёл на первую базу и стал игроком другого типа. Его тело было не в лучшей форме. На первой базе он неплохо защищался, но с каждым годом всё хуже. Показатели отбивания и OBP стремительно падали: в 1312 последних играх они составляли всего 25,8 % и 30,6 % соответственно.

 Но, сыграв эти 1312 матчей, он заработал несколько других весомых показателей. Он стал одиннадцатым игроком, выбившим 500 хоум-ранов. Он набрал более 1600 RBI, заняв тринадцатое место среди игроков всех времён. И он продержался достаточно долго, чтобы болельщики и журналисты открыли для себя его вдохновляющий оптимизм, хотя он никогда не играл в Мировой серии. Его звали «Мистер Каб»!

И Эрни Бэнкс был выбран в Зал славы с первого раза с 84 % голосов.

* Если такой результат кажется вам низким для такой легенды на все времена, как Бэнкс, то для его времени это было не так. Тогда набрать 84 % голосов с первого раза было всё равно, что сейчас оказаться избранным единогласно. Эдди Мэттьюз в том году баллотировался в четвёртый раз и не прошёл. Йоги Берра и Уайти Форд не были выбраны первым голосованием. Бэнкс набрал больше голосов, чем Уоррен Спан. Журналисты в то время были… ворчливыми? Сварливыми?

В конце концов, Бэнкс в Зале славы, и это главное. Я лишь хочу сказать, что Эрни Бэнкс был одним из величайших игроков в истории бейсбола на протяжении семи лет, и именно об этом я думаю, глядя на его доску в Зале славы.

Бак О’Нил был первым менеджером Бэнкса в профессиональном бейсболе, в клубе «Канзас-Сити Монаркс». История гласит, что Кул Папа Белл первым разглядел его, и что именно он порекомендовал его в «Монаркс». Когда Бэнкс появился в команде, его талант был виден всем… но, хотите верьте, хотите нет, в те дни он был очень застенчив и практически всё время молчал. Он тихо сидел в хвосте автобуса, не давая никому понять, о чём он думает или что чувствует.

«Я учился», — ответил Бэнкс, когда его спросили об этом. — «Я уже любил бейсбол. Но Бак показал мне, как можно выразить эту любовь».

Бак и другие способствовали подписанию контракта Бэнкса с «Кабс» (сам он поначалу не хотел уходить). И Бэнкс не провёл ни одной игры в младших лигах. Прямо из «Монаркс» (где он отбивал с результатом 34,7 %) он отправился в «Кабс» (где в первых десяти играх отбивал 31,4 % с парой хоум-ранов). В следующем 1954 году он стал стартовым шортстопом команды и занял второе место в борьбе за приз Новичку года, уступив Уолли Муну.

Ещё через год, как вы уже знаете, он стал первым шортстопом, выбившим 40 хоум-ранов за сезон.

И к тому времени он выражал свою радость так, что видели и слышали все. Его товарищи знали об этом в течение многих лет, прежде чем это стало известно всей стране. Радость проявлялась во всём, что делал Бэнкс: как рано он приходил на стадион, как задорно приплясывал во время тренировок, как говорил о каждой игре словно ребёнок, предвкушающий свой день рождения.

«Может быть это святотатство, но я считаю, что Бэнкс был пройдохой», — однажды сказал Джон Роузборо. — «Никогда не улыбается постоянно, конечно, если только не дурит тебя раз за разом. Нельзя назвать хорошим каждый день нашей жизни».

Но для Эрни Бэнкса каждый день был именно таким. Его мать хотела, чтобы он стал священником. Отец хотел видеть его бейсболистом. Он стал и тем, и другим. Бейсбольный стадион был его кафедрой, зрители его прихожанами, а бэттерский бокс его святилищем.

Как и другие пионеры, Бэнкс сталкивался с давлением и яростью. Его оскорбляли. Он получал угрозы. И он справлялся с этим по-своему — не свирепостью Джеки Робинсона, не яркостью личности, как Сатчел Пейдж, не решительностью Роберто Клементе. Он просто оставался Эрни Бэнксом. Прекрасный день. Давайте сыграем дважды.

История приводит нас к 18 августа 1962 года. «Кабс» играл даблхедер в Хьюстоне. Их команда тогда называлась «Кольт 45», и играла свои матчи на «Кольт-стэдиум». Жара там была невыносимой, а комары были такими большими и агрессивными, что аутфилдеры подкладывали полотенца под кепки, чтобы защитить шею. «Как шейхи», — говорил Бак О’Нил.

«Эти комары были такими здоровыми, — рассказывал Бак, — что нам надо было двигаться группами, а то они могли бы унести кого-то из нас в своё гнездо».

День был палящим — по официальным данным 33° C, но Бак клялся, что все 43° C. Бэнкс пришёл на стадион с улыбкой и занялся привычными делами. Он поднялся в дагаут, перешагивая через две ступеньки. Он посмотрел на небо, ощутив накатывающую волнами жару, и сказал: «Прекрасный день для игры в мяч. Давайте сыграем две!»

В первой игре Бэнкс получил три страйкаута.

Перед началом второй он упал в обморок и не смог выйти на поле с первого иннинга.

Попозже он пришёл в себя настолько, что вышел пинч-хиттером в девятом иннинге при счёте 5:5. Дон Макмэн сделал ему ещё один страйкаут.

«Прекрасный день, Эрни?» — спросил Бак О’Нил в раздевалке после игры, озорно улыбаясь. Бэнкс возился у своего шкафчика, настолько истощённый, что едва мог поднять глаза. Но тоже улыбнулся в ответ.

«Все дни прекрасны, Бак», — ответил он. — «Просто некоторые прекраснее других».