Чарли Геринджер никогда не праздновал собственных успехов. Вообще. Журналисты любили его за это. А затем ненавидели. А затем снова любили. Это тяжелая история.

История же самого Геринджера очень проста. Невозможно быть более последовательным, чем был Чарли на бейсбольном поле и вне его. За это его прозвали “механическим человеком”. Он просто выходил и играл в мяч. Молча. Без нытья и жалоб. Без бахвальства. Он не искал славы, просто хотел играть и делал это здорово. На этом его история начинается и кончается.

“Заведите его весной и выключите осенью, а между этим он наколотит .340”.

Лефти Гомес

Да, писаки любили его за это. Ведь что может подкупать сильнее, чем этот сильный и молчаливый образ? Голливуд породил миллион фильмов с главными героями наподобие Чарли Геринджера. С 1927 по 1940 он отбивал .329/.411/.497, потрясающе играл на второй и воровал базы. Вообще, он делал одно и то же из года в год, и никто не слышал и писка от этого парня.

Когда он стал MVP в 1937 году, имея абсолютно такие же цифры, как и в любой другой сезон, он был привычно молчалив. Детройтская пресса так отзывалась о нем: «Джентельмен, преданный сын, хороший гражданин, чье мастерство на второй базе превосходит только его же скромность на поле и вне его».

Журналисты постоянно выпускали о нем подобный набор положительных штампов. Кто же не любит суперзвезду, которая не ведет себя как суперзвезда?

Чарли Геринджер вырос на ферме в Фаулервиле, штат Мичиган, — городишке с населением около 1,200 человек. Единственное, что юный Геринджер знал наверняка с малых лет – это что он не собирается провести всю жизнь на этой ферме.

Его отец скончался, едва Чарли появился на свет. Его мать была категорически против того, чтобы он играл в бейсбол на профессиональном уровне. Так что он пошел учиться в Университет Мичигана с намерением стать тренером. Он играл в бейсбол, пробовал себя в футболе и баскетболе. Геринджер обладал редчайшим бейсбольным талантом и уже тогда выделялся своей отрешенностью “механического человека”, которая станет общеизвестной годами позже.

“Не переживай особо из-за этой игры”, — как-то сказал ему студенческий тренер Рэй Фишер на тренировке. Геринджер некоторое время смотрел на него с удивлением, но в итоге невозмутимо ответил: “Не беспокойтесь, я не буду.” Это было редкостью для него – выдать вместе целых несколько слов. Он не разговаривал. Просто не видел никакой пользы в разговорах.

Вопреки воле его матери, Чарли решил, что хочет попробовать себя в профессиональном бейсболе. На просмотре в “Тайгерс” он смог впечатлить самого Тая Кобба. Его взяли в команду. Геринджер стал постоянным участником матчей Всех Звезд, самым ценным игроком, бейсбольной звездой самой высшей пробы. Но самыми известным его качествами стали молчаливость, нежелание демонстрировать напоказ что бы то ни было и способность растворяться на втором плане, подобно призраку.

“Он мог сказать “привет” в начале весенних тренировок и “пока” в конце”.

Тай Кобб

“Он был человеком с механической точностью и совсем не беспокоился о зрелищности,” рассказывал Брэнч Рики.

“Вы просто забывали о нем,” признавался одноклубник Геринджера Док Крамер.

Его величайшей способностью было то, что каждый год ему удавалось стать чуть-чуть лучше, чем в прошлом. Билл Джеймс писал: “Интересно, есть ли хоть один игрок в истории бейсбола, который мог бы сравниться в своем постоянном развитии с Геринджером?”

С 1927 по 1940 он отбивал .300 и больше каждый год (кроме .298 в 1932). Он набирал 100 ранов в каждом из 12 сезонов, когда был полностью здоров. Он стабильно имел 200 хитов, 30 и более даблов, двузначное число хоумранов и украденных баз. Его RBI постоянно был около 100 и он постоянно играл 150 и более игр.

И Чарли постоянно находил новые пути для саморазвития. В 31 год он был лучшим в лиге по хитам и ранам. В 33 он выбил 60 даблов (последний игрок в истории, выбивавший так много). В 34 он выиграл свой единственный титул лучшего бьющего с .371 и стал MVP.

А ведь еще он был прекрасным защитником. “В бейсболе нет более надежной пары рук, это защитник высочайшего класса”, — писал о нем один из журналистов той эпохи. И даже здесь Геринджер находил в чем стать лучше. Много лет он был очень хорошим защитником, но в итоге сделал из себя великого. В промежутке с 30 до 34 лет, согласно bWAR, он был на 55 ранов лучше среднего, что делает его лучшим полевым игроком того отрезка времени вообще.

На поле он играл с вежливой свирепостью. Его эмоции никогда не менялись. Никогда не было похоже, что он получает удовольствие. Просто бизнес. За пределами поля – глубочайшая скромность. Геринджер жил с мамой и заботился о ней на протяжении всей карьеры. Каждое утро они вместе отправлялись на мессу.

Его обожали за все это. За молчаливую уверенность, за непреодолимую скромность, за его “паши, не поднимая шеи” — подход к игре и жизни. Однажды, об этой истории писали все газеты, Геринджер оказался на банкете. Как подобает, его представили в грандиозной манере, Чарли вышел за кафедру и сказал: “В бейсболе меня знают плохо, не хочу портить свою репутацию.” И сел на место.

Геринджер был выбран в Зал Славы в 1949, на специальной внеочередной церемонии. Он был близок в предыдущие два года, но множество отличных игроков вернулись с войны и пришлось отстоять очередь за ними. В 1949 его выбрали 85% голосов, больше, чем кого-либо на той церемонии.

Чарли не явился на церемонию. Помните ведь, “Механический человек” никогда не праздновал своих успехов? Это продолжилось и после окончания его карьеры. Только в этот раз журналисты не оценили такой скромности. Лучше всего их ярость отражается в строках легендарного Ширли Повича:

“Теперь я не испытываю удовлетворения от того, что отдал один из своих голосов, чтобы помочь выбрать Чарли Геринджера в Зал Славы. Я думал, что он мог бы найти несколько часов своего времени, чтобы постоять на сцене в день, когда бейсбол нашел нишу для него среди бессмертных. Это показывает, как легко можно переоценить человека.” И потом он еще добавил едкую ремарку: “По сей день — это наивысшая честь, которую игра может предложить. И естественно, никаких денег сверху.”

Эту линию подхватили многие другие авторы. Они писали, что Геринджер не приехал в Купертаун, потому что за это не платят. Никому не казалось лицемерным годами превозносить человека за скромность, чтобы в итоге растерзать его за то же самое.

В любом случае, Геринджер пропустил эту церемонию ради другой, более важной. Он поехал на западное побережье, чтобы впервые жениться. Ему было 46 лет.

Вот что потом писали в прессе: “Когда Чарли Геринджер вернется из своего медового месяца на западе, он обнаружит, что Детройт испытывает облегчение от того, что у него есть уважительная причина пропустить церемонию его ввода в Зал Славы в Купертауне…Чарли всегда был скромным и, будучи 46-летним холостяком, вынашивал тайные свадебные планы.”

Еще одна публикация того времени: “Он хотел жениться на своей девушке из Детройта в Калифорнии, чтобы избежать суеты, которую создал бы этот старый город. На протяжении всей карьеры Чарли не искал света софитов; скорее, софиты оказались далеко позади, утомившись его преследовать.”

Это примеры редких извинений в прессе после этой истории. Не знаю, принял ли их Герринджер, и заботило ли его это вообще. После карьеры он прожил долгую жизнь. Чарли даже успел немного поработать в “Тайгерс” генеральным менеджером. Он пытался отказаться от этого предложения, но им удалось надавить и уговорить Геринджера. В итоге он ненавидел каждую минуту в этом кресле (хотя успел даже подписать молодого феномена Эла Кэйлайна). Позже Геринджер иногда играл в матчах ветеранов и немного занимался благотворительностью. За это время он совсем не изменился. Как рассказывала его жена, Жозефина, до конца жизни люди в Детройте часто узнавали его и спрашивали: “вы Чарли Геринджер?”, на что он отвечал – “Извините, вы обознались. Меня зовут Шультц.”