Я приехал к своему старшему и единственному брату Гэри в Сан-Франциско, и мы отправились в 18-мильную поездку на юг по шоссе Кабрийо в город Пасифика.
Есть маршруты значительно проще и быстрее, но мы выбрали именно этот специально, как в старые добрые времена. В 50-е и ранние 60-е это был единственный путь из города до Пасифики. Мы спустились с прибрежных возвышенностей Дейли-сити к расположенным на пляже общинам Эджмонт, Шарп Парк и Валлемар, и двинулись дальше на юг через небольшой горный гребень около Рокэуэй Бич, в сторону Долины Линда Мар. Гэри повернул налево около Бульвара Линда Мар, и спустя пол-мили движения вглубь суши мы повернули направо на Авеню Эрмоса.
«Боже мой, как мало места», — сказал я Гэри, который, возможно, думал о том же. Когда мы были маленькими, улица казалась длиной в милю. Теперь я увидел, что она от силы больше ста ярдов. Я стал вспоминать, сколько раз мы проходили или проезжали на велосипедах по этому району в школу, на тренировки через дождь, туман, ветер и солнце.
Мы заехали в тупик напротив нашего старого дома. Теперь здесь была надстройка, а небольшой передний двор заменили на бетонную дорожку, но кирпичный фасад и колодец желаний всё еще были на месте.
В детстве мы с Гэри на несколько дней отпрашивались из школы, чтобы помочь отцу с укладкой кирпичей для колодца желаний. Он любил использовать кирпич для украшения дома. Когда мама захотела клумбу, отец построил её из кирпичей напротив дома. Она, кстати, тоже на месте. А вот забор, который он сделал с деревянными рельсами в стиле ранчо и, конечно же, кирпичами, исчез.
Мы вышли из машины и встали на площадке дорожного тупика, служившего нашим первым бейсбольным квадратом, и я подумал, есть ли сейчас на районе дети, которые разбивают окна, отбивая мячи. Мы, наверное, раз пять разбивали окно в доме семьи Баррет, и наш отец сразу же шел туда убирать стекло и вызывать стекольщика. Барреты никогда не жаловались, потому что понимали, что это всего лишь детская игра.
Постояв на улице еще минуту, мы бросили последний взгляд на дом. Мы делили его на четверых плюс собака по кличке Текс. Когда Текс ушёл в мир иной, к нашей семье примкнул новый член семьи, персидский кот Синдбад. Дом занимал 1100 квадратных футов, и был куплен за 12 тысяч долларов, а также небольшую помощь в виде государственных выплат отцу. Более полувека назад.
Я бросил взгляд на задний двор. Когда мы были мальчишками, достаточно было перепрыгнуть через забор на заднем дворе — и мы попадали прямо на ферму артишоков, где мы играли в прятки и иногда срезали путь к школе. Вдоль южного края фермы располагалось устье реки Сан-Педро. Она начиналась где-то в окружавших её прибрежных горах, и, будучи ребенком, я несколько раз пытался найти её исток, но она закручивалась сквозь равнины, так что исток я не нашел. Маме не нравилось, что мы спускались к реке, но мы то и дело сбегали, пока играли в ковбоев и индейцев с соседскими ребятами. Она прекрасно понимала что к чему, когда обнаруживала грязь на одежде и болезненную сыпь от желтинника. Со временем она сдалась, мальчишки есть мальчишки, и мы иногда ходили туда ловить радужную форель в одном из глубоких мест устья, а мама готовила её на плите нам на обед.
Мы вернулись в машину. Гэри повернул направо из городка, обратно на Бульвар Линда Мар, а я краем глаза увидел старую сточную канаву, уходящую к устью. Мы проехали небольшой торговый центр с пиццерией, где Эд и Джим раньше держали заправку «76». Заправка спонсировала команды из нашей детской лиги. Эд был старым отцом, а Джим — его сыном, ему было где-то лет 40 с хвостиком, они приходили посмотреть наши вечерние игры после окончания рабочего дня. Я помню, как отец набросал дизайн игровой формы на куске бумаги — не только джерси, но и брюк, гетр, кепок, а Эд и Джим заплатили за их изготовление. Мама вырезала буквы и переводила их утюгом на кепки всем ребятам в нашей команде. Семейное дело!
Бейсбольные поля были не сильно далеко — достаточно близко, чтобы мы в детстве дошли туда или доехали на велосипедах — но теперь их тоже нет. Частная Христианская школа стоит там, где я и мои друзья играли пять лет в детской и юношеской лигах, где отец научил нас всему, от бега по базам и бросков через маяки, до дабл-плэя и загонов.
Мы вспомнили о мистере Отенелло, еще одном тренере, который помогал отцу строить поля. Он привёз экскаватор из Сан-Франциско, чтобы выровнять пастбище, и мы поняли, что он не мог ехать на таком монструозном транспорте по хайвэю — скорее всего он привёз его на эвакуаторе. Каждое раннее утро отец отправлялся поливать засеянные семена, чтобы те укоренились и проросли сильными.
Пасифика, 1959 год
Мне пять лет, и я часами стою на передней лужайке, бросая теннисный мяч в стенку нашего гаража в пятнадцати футах от меня. Стена не гладкая. Фасад выложен из кирпичей с проложенным между ними раствором. И если я брошу мяч в стенку, он может попасть в угол кирпича или вмятину в нём самом, и отскочить в сторону. Это так же непредсказуемо, как настоящий отбивающий.
Вот в чем кроется веселье. Мяч может попасть прямо и отскочить назад, может удариться под острым углом и быстро улететь вниз, может попасть в верхнюю часть и просвистеть в воздухе, а если мяч попадёт сбоку, он может отскочить влево или вправо. Иногда мне нужно нырять за ним. Иногда ускоряться. Иногда это «блупер», и мне нужно вытянуться в прыжке. Чем лучше получается, тем ближе я подхожу, и у меня всё меньше времени на реакцию. Это хорошо для скорости и сноровки.
Бог его знает, сколько раз мама отстирывала пятна травы на моих джинсах. Представляя себя звёздным шортстопом “Питтсбурга” Диком Гроатом, я играю «матчи» у стенки: чистая защита с точным броском это аут, мяч, пролетевший мимо меня — сингл, вбок вдоль стены — дабл. Если базы загружены и нет двух аутов, я подхожу ближе и играю в опасном углу на третьей базе. Мне нравятся эти воображаемые игры, и я играю в них, пока мама не зовёт на ужин или солнце не садится. Иногда Гэри присоединяется — мы с ним инфилдеры и работаем вместе. В остальное время я сам по себе, в моём собственном маленьком мире.