“Говорят, отец у него был рыбаком. Кто его знает, может, он и сам когда-то был беден, как мы, и не погнушался бы.”

“Старик и море”

Эрнест Хемингуэй был без ума от Джо ДиМаджо. Он восхищался грацией, с которой ДиМаджо играл в защите, постоянством, с которым тот смог отбивать мяч 56 игр подряд, молчаливым достоинством, с которым Джо вел себя. Все это превращало ДиМаджо в нечто больше, чем просто бейсболист. Он являл собой воплощение лучших времен (“Куда ты ушел, Джо ДиМаджо?”). Он стал героем за игру через боль. Его запомнили как эталон последовательности в бейсболе – “Он всегда бросал на нужную базу,” – отмечал его партнер по команде Йоги Берра и многие другие.

Джо ДиМаджо

ДиМаджо стал прототипом для старика для Хемингуэя.

Но я должен верить в свои силы и быть достойным великого ДиМаджо, который все делает великолепно, что бы он ни делал

Конечно, никто из нас не видел игры ДиМаджо своими глазами. Но при прочтении книги не покидает ощущение, что все это можно сказано про другого “Янки”. Он тоже сын рыбака, тоже вырос в нищете и все понимал. Его карьера также почти закончилась прежде чем начаться. Он был на грани обмена (дважды) перед тем как состоялся в своей постоянной роли в “Янкис”. Он был воплощением грациозности и выходил на горку с таким спокойствием, что бьющие покрывались холодной испариной от ужаса. Не имели значения ни накал момента, ни важность подачи, ни число игроков на базах, ни счет матча. Не важно была ли это веселая весенняя тренировочная игра в Тампе или решающая игра регулярного сезона на “Фенвее”, или последний матч Мировой Серии, он всегда выглядел абсолютно расслабленным, будто игра уже окончена, а он сидел в кресле и рассказывал историю своим внукам.

А потом он подавал одну и ту же подачу. У него была всего одна подача. Люди называли ее каттером, потому что мяч  срезал в сторону, но это не было каттером на самом деле. У подачи не было названия. Прочие питчеры бросали каттеры. Но нет, эта подача была особенной, не похожей ни на одну, когда либо брошенную до нее. “Я научился подаче”, говорил он, “от Бога”.

И никто не мог раскусить эту подачу. Целых 18 лет никто не мог.

Один из игроков МЛБ сказал: «Ты знаешь что будет дальше. Ну и что? В ужастиках тоже знаешь, что будет дальше».

Старик у Хемингуэя так часто твердил о ДиМаджо, что мальчик сказал ему: “Он не один в команде”. “Верно. Но он решает исход игры”, — отвечал старик

Хэмингуэй обожал ДиМаджо. Но если бы он был нашим современником, его любимцем бы стал Мариано Ривера.


Ривера завершил больше игр (952), сделал больше сейвов (652) и закончил карьеру с лучшим показателем ERA+ (205), чем кто-либо в истории бейсбола.

С 1996 по 2013 он только раз имел ERA выше трех — это было в 2007, когда ему уже стукнуло 37. Тогда появилось чувство, что его эпоха подошла к концу и отбивающие наконец разгадали эту безымянную подачу, сломавшую тысячу бит и еще больше сердец.

Но в следующем году он провел 70 ⅔ иннинга, в которых допустил шесть уоков, сделал 39 сейвов и имел ERA 1.40.

Он подавал в 141 иннинге в плей-офф, в которых пропустил всего два хоумрана. Один из имел значение (Сэнди Аломар сравнял счет в матче ALDS в 1997), второй нет (Джей Пэйтон выбил хоумер в игре Мировой Серии, но Ривера сделал страйкаут следующему хиттеру и выиграл матч). Его ERA в постсизоне — 0.70. Он пропустил всего один ран за последние 24 матча в плей-офф.

Я привожу эти цифры не только потому, что они впечатляют сами по себе, но также потому, что еще некоторое время назад они были попросту невозможны. Мариано Ривера стал первым игроком, выбранным в Зал Cлавы единогласно, и многих это разозлило, потому что карьерный WAR Риверы, 56.3, такой же, как у многих питчеров вообще не попавших в Зал Cлавы, к тому же он подал примерно на тысячу иннингов меньше, чем те, чью карьеру сочли слишком короткой для Зала Славы, таких как Рон Гидри и Брет Саберхаген.

Как могли игроки вроде Грега Мэддакса или Рэнди Джонсона, которые подали в четыре раза больше иннингов, чем Ривера и закончили с более чем двукратным превосходством в WAR, не быть избранными единогласно?

На подобные возмущения нет внятных контраргументов. Такие игроки, как Мэддакс и Джонсон должны были тоже быть избраны единогласно. Но Ривера абсолютно уникальный, не похожий ни на одного питчера до него, и, возможно, ни на одного после.

20-летний Мариано Ривера

Мариано вырос в Пуэрто Каймито, в Панаме, и даже не надеялся покинуть это место. Он чистил рыбу и плел сети будучи ребенком. “Янкис” подписали его за $3,000. Прежде чем он сделал хоть одну подачу в Высшей Лиге, ему сделали операцию Томми Джона. Он не играл в MLB вплоть до 25 лет.

Он начинал как стартер, причем не очень хороший. Это можно увидеть в его статистике: Ривера 10 раз выходил в старте, закончив с рекордом 3-3 и ERA 5.94. Он пустил 20 уоков за 50 иннингов, пропустил 8 хоумранов. Байка гласит, что владелец «Янкис» Джордж Штайнбреннер был готов обменять Риверу в «Сиэттл» на шортстопа Феликса Фермина (забавно, что несколькими годами ранее Фермина обменяли из Кливленда на еще одного возможного будущего члена Зала Славы — Омара Визкеля). 

Однако “Янкис” перевели Риверу в буллпен и разница была налицо. Он выходил в трех играх ALDS в 1995 против «Сиэттла». Во втором матче Ривера появился на горке в 12 иннинге и играл потрясающе. Он провел три иннинга на ноль и “Янкис” выиграли ту игру. Затем были еще две сухие игры. И даже несмотря на то, что ту серию “Янкис” проиграли, они больше никогда не собирались обменять Мариано Риверу. “О нем постоянно наводят справки”, говорил репортерам генеральный менеджер Боб Уотсон, — “Но такую руку нельзя упускать”. Они увидели в нем будущее.

В апреле следующего года Ривер был так хорош, что менеджер “Твинс” Том Келли в шутку сказал: “Ему следует играть в какой-то более высокой лиге, если такая имеется. Забаньте его из бейсбола. Его следует запретить”.

А еще через год Ривера стал постоянным клоузером и вы знаете как оно было дальше.

Ничего этого не случилось бы во времена Тома Сивера или Уоррена Спана или Сэчела Пейджа или Уолтера Джонсона. Роль клоузера появилась в бейсболе вовремя, как раз для Риверы. И единственная его подача была идеальна для этой роли.

Ах да, эта подача. Джим Томэй назвал ее величайшей подачей в истории бейсбола и разве можно спорить? Да, мы можем говорить что угодно про фастбол Нолана Райана, крученый Сэнди Коуфакса, слайдер Стива Карлтона, скрюбол Карла Хаббела, сплиттер Брюса Сутера, спиттер Гэйлорда Перри, чейнджап Педро Мартинеcа и “Bee ball” Сэчела Пейджа (названный так потому, что он говорил: “It be where I want it to be when I want it to be here” (“Он будет где я захочу и когда захочу”). Но у всех них были и другие подачи.

Хват (grip) каттера от Марино Риверы, который находится в Зале Славы

Ривера бросал только эту. Он входил в игру и подавал ее снова и снова и снова. Фастбол, предательски уходящий влево в самый последний момент. Он выучил эту подачу в 1997, во время тренировок со своим другом и соотечественником Рамиро Мендозой. Он просто пробовал новый хват и подача получилась сама собой, безупречная, идеальная — “Подарок от Бога”, всегда называл ее сам Мариано.

Неожиданно, Ривера не делал много страйкаутов. В среднем у него меньше одного за иннинг за карьеру. В один из своих величайших сезонов он сделал всего 36 страйкаутов за 61 ⅓ иннинга. За все карьеру в плей-офф у него всего 7 страйкаутов к 9 иннингам.

Просто его подача не была создана для того, чтобы по ней промахивались. Она была предназначена для разрушения. Ни одна подача в истории не сломала столько бит, сколько это сделал Мариано. Для левшей она была словно рой пчел, а правши махали битой вслепую, будто пытались попасть по тени.

Ко всему прочему, Ривера просто был идеальной личностью, чтобы быть клоузером. Ничто не беспокоило его. Он ошибался так редко, но даже когда делал это, то просто пожимал плечами и двигался дальше. В 2004 он упустил два сейва против “Ред Сокс” (“Бостон” был единственным клубом, который нередко пробивал Риверу), и в следующий раз, когда он играл в Бостоне, фанаты всячески пытались задеть его, когда имя Мариано Риверы объявили на стадионе

Его реакция? “Я был почтен”, сказал Ривера. “Что мне надо было делать? Разозлиться и бросать мячи в людей?”

Ривера подавал всю жизнь в Нью-Йорке, за спиной у него постоянно маячили таблоиды, готовые разорвать за первый же упущенный сейв. Но он никогда не выглядел обеспокоенным. Он никогда не оставлял никакой надежды бьющим. Абсолютно невозможно понять где расположить Мариано в списке великих, потому что не было никого хоть немного похожего на него.

Но если бы мы выигрывали у дьявола перед девятым, то именно его хотелось бы увидеть на горке.