«Иногда я думаю, — говорит Монте Ирвин, — что никто не мог видеть меня, когда я играл по-настоящему… Я стараюсь не думать об этом. Но иногда с этим ничего не поделать».

Мы сидели на скамье возле бейсбольного стадиона в Сан-Диего. Монте Ирвин, Бак О’Нил и я. Это был идеальный день, как обычно и бывает в Сан-Диего. Яркое и голубое небо, такое яркое после полудня. И я слушаю, как два человека, проведших свою юность, играя в бейсбол в негритянских лигах, потому что Высшая Лига не принимала их, рассказывают о том, что это для них значит.

Особенно запомнилось то, с какой нежностью Бак смотрел на своего старого друга, когда тот рассказывал о горечи, которую так и не смог оставить в прошлом.

Бак свою горечь победил. Он превратил боль всей своей жизни в радость. Он назвал свою книгу «Я как раз вовремя». Он верил в это. Верил, что играет в точно назначенное ему время. Верил, что жизнь, которую он провёл, играя и тренируя в негритянских лигах, была лучшей жизнью, которую он мог прожить. Когда люди спрашивали его, как тяжело было останавливаться только в отелях для чернокожих, он отвечал, что еда там была лучше. Когда его спрашивали, насколько он огорчён тем, что не смог встретиться с Бобом Феллером или сыграть с Джо ДиМаджо, он отвечал, что встречался с Сатчелом Пейджем и играл с Джошем Гибсоном.

Когда люди говорили, что должно быть тяжело играть в тени, Бак качал головой и рассказывал, как они играли под ярким солнцем.

«Мне жаль тех, — говорил он, — кому не довелось увидеть нашу игру».

Бак О’Нил был чудом. Он сумел отпустить свою горечь.

Монте Ирвин сделать этого не смог.

«Ну, для меня это было не так сложно», — отвечает Бак. — «Я и вполовину не был так хорош, как Монте».

Чтобы понять Монте Ирвина, нам нужно вернуться назад. Всякий раз, когда вы услышите, что кто-то сомневается в этом выдающемся таланте, скрытом в негритянских лигах, познакомьте его с этой хроникой. Это будет полезным.

Боб Гибсон пришёл в лигу в 1959 году. Это был год, когда «Бостон Ред Сокс» стали последней интегрированной командой. За свою карьеру Гибсон выиграл два приза Сая Янга и титул MVP. В 1968 году он установил современный рекорд пропускаемости ERA 1,12.

В том же году в лиге начали играть будущие члены Зала Славы Уилли Маккови и Билли Уильямс.

В 1958 году в возрасте 20 лет дебютировал Орландо Сепеда. Он выиграл приз лучшего новичка года, завершив чемпионат с показателем отбивания 31,2 % и став лидером Лиги по выбитым даблам. В 1961 году он стал лучшим по количеству хоумранов, дважды он становился лидером по RBI, его признавали MVP, он избран в Зал Славы.

Джон Роузборо появился в «Бруклине» в 1957 году. Он стал одним из первых чернокожих кэтчеров в истории, четыре раза принимал участие в Матче всех звёзд, получил пару Золотых ловушек и ловил мячи, которые бросали лучшие — Сэнди Коуфакс и Дон Дрисдейл.

Год 1956: Фрэнк Робинсон. Он дважды признавался MVP и выбил «Тройную корону». Он стал одним из величайших отбивающих и одной из самых сильных личностей, когда-либо игравших в лиге.

Год 1955: Роберто Клементе. Четыре года он становился лучшим отбивающим Лиги, на его счету дюжина Золотых ловушек, звание MVP и ровно 3000 хитов за карьеру. Без упоминания Клементе невозможно рассказывать об истории бейсбола. В том же сезоне в лиге дебютировал ещё один обладатель титул самого ценного игрока — Элстон Хоуард.

Хэнк Аарон вышел на поле в 1954 году. Больше рассказывать ничего не нужно.

Свою первую игру в 1953 году провёл Эрни Бэнкс. Он несомненно жалел, что не мог в тот день сыграть дважды.

В 1952 году в лигу ворвался вихрь по имени Джо Блэк. Никто ещё не видел ничего подобного. Он был жёстким и мощным, настоящий алмаз. Он выиграл пятнадцать матчей и сделал столько же сейвов (хотя в то время эта статистика ещё не велась), после чего получил приз лучшего новичка года. Затем он тоже становился MVP. Журналист Роджер Кан назвал Джо Блэка самым свирепым питчером, когда-либо им виденным.

Год 1951: Уилли Мейс. Имя говорит само за себя.

В 1950 году клубы Лиги подписали контракты с небольшим количеством чернокожих игроков, но среди них был Сэм Джетро по прозвищу «Реактивный». Ему было 33 года, у него были прострелены обе ноги. Говорили, что в расцвете сил Джетро мог обогнать Слово Божие. Возможно это было преувеличением, но в первых двух сезонах он становился лучшим по количеству украденных баз (и в каждом из них выбил по 18 хоумранов), а также получил приз новичку года.

Минни Миньосо дебютировал в 1949 году. Он трижды становился лучшим в лиге по количеству триплов, трижды был лидером по кражам баз, трижды получил Золотую ловушку, хотя эта награда появилась, когда ему было уже за тридцать. Карьеру Миньосо завершил с OPS+ 130. В том же году началась карьера Дона Ньюкомба, в 1956 году получившего приз Сая Янга и звание MVP.

Трёхкратный MVP Рой Кампанелла появился в лиге в 1948 году. Он избран в Зал Славы.

Джеки Робинсон и Ларри Доби начали играть в лиге в 1947 году. Заслуги обоих тоже прекрасно всем известны.

Посмотрите на этот список — помните, что я выбрал только легенд на все времена — и подумайте, что каждый из них мог бы играть в негритянских лигах, родись всего на несколько лет раньше. Это одновременно очевидно и скрыто: если бы любой из них был игроком негритянской лиги, то их наследием были бы не 755 хоумранов или знаменитая ловля в игре Мировой Серии; не поражающие воображение броски из правого филда; не подача, удивляющая своей силой и механикой, когда казалось, что рука полетит вслед за мячом. Для многих людей Аарон, Мейс, Клементе, Гибсон и другие стали бы просто историями, сказками, легендами, в которые невозможно поверить.

Вот это упускают люди, когда говорят о величайших игроках негритянских лиг. Они склонны говорить о них так, будто сомневаются. Но никаких сомнений быть не может. Я только что указал на нескольких великих афроамериканских или темнокожих латиноамериканских бейсболистов, приходивших в Лигу после того, как Джеки Робинсон пересёк черту, даже в те годы, когда большинство клубов отказывались подписывать с ними контракты. И на этом не обязательно останавливаться. Хуан Маричаль — 1960. Лу Брок — 1961. Уилли Старджелл — 1962. Джо Морган — 1963.

То же самое происходит, и когда мы движемся в обратном направлении. И вот мы добрались до Монте Ирвина.

Возможно, вы знаете, что бывший комиссар Главной лиги бейсбола Боуи Кун не присутствовал на трибунах стадиона в Атланте, когда в 1974 году Хэнк Аарон выбил свой рекордный 715-й хоумран. Кун был на ужине в Кливленде. Он даже не смотрел там бейсбол: стадион перед матчем «Брюэрс» и «Индианс» занесло снегом.

Объяснение Куна, если можно его так назвать, состояло в следующем: он был в Цинциннати, когда Аарон повторил рекорд, выбив 714-й хоумран. Конечно, это нельзя принять за объяснение. Он был на трибунах в Цинциннати, потому что это был День открытия; комиссары Лиги всегда посещали День открытия.

Напомню, что Кун тоже избран в Зал Славы.

Как бы то ни было, он отправил в Атланту Монте Ирвина, работавшего в отделе по связям с общественностью в офисе комиссара. Всё обернулось фиаско. Ирвин опоздал на стадион из-за проблем с рейсом. Когда хоумран был выбит, ему дали микрофон, чтобы он презентовал Аарону памятные часы.

«Именем комиссара…», — начал свою речь Ирвин, но на него тут же обрушился свист трибун, самый громкий на памяти многих. Зрители свистели так глубоко и искренне, что они заглушали всё, что говорил Ирвин. Хэнк Аарон чуть заметно улыбнулся, после чего выражение недовольства на трибунах стало ещё более громким и пронзительным.

Ирвин знал, что свист был адресован не ему. Кун даже не соизволил лично отправить его — в последнюю минуту об этом его попросил бывший журналист Джо Райхлер, работавший в офисе. Ирвин понимал, почему люди возмущены. Возможно, он и сам испытывал такое же чувство.

Но он знал и то, что не Боуи Кун слушал этот свист. Это делал Монте Ирвин.

И освистывавшие его люди совершенно не имели представления о том, кем был этот человек с микрофоном.

В 1951 году Монте Ирвину было 32 года и он ощущал себя половиной того человека, которым был раньше. Он профессионально играл в бейсбол с 18 лет. Он был на войне. У него были серьёзные проблемы с коленом. Он пережил множество унижений из-за своего цвета кожи. Он играл на первой базе и в левом филде, хотя когда-то был центрфилдером и играл так, как можно было только мечтать.

Но он добился своего. В 1951 году он оказался в Главной лиге бейсбола, выходил на поле в Нью-Йорке и был главной надеждой «Джайнтс». «Всё зависит от меня», — сказал он. — «Если я смогу отбить, мы победим».

Он умел отбивать. В том сезоне его эффективность на бите составляла 31,2 %. Он был лидером Национальной Лиги по количеству RBI. На его счету было двузначное количество даблов, триплов, хоумранов и украденных баз. Двумя другими игроками, добившимися того же в 1951 году, были Джетро и Миньосо — оба играли с Ирвином и в негритянских лигах. Лео Дюрошер называл его самым ценным игроком в бейсболе.

Он не получил титул MVP, ушедший к бруклинцу Рою Кампанелле, хотя именно в тот год «Джайнтс» обыграли «Доджерс» в знаменитом трёхматчевом плей-офф, закончившемся криками комментатора Расса Ходжеса. Когда Кампанеллу спросили по поводу полученной награды, он снова и снова говорил о своём друге Ирвине.

«Монте был лучшим из всех, кого я видел. Он умел делать всё», — отвечал Кампанелла. — «Десятью годами раньше в негритянских лигах он был вдвое лучшее, чем в 1951 году».

Насколько хорош был сезон 32-летнего Ирвина? Давайте сравним с другими легендами в том же возрасте:

Монте Ирвин: .312/.415./.514, 24 HR, 94 рана, 121 RBI, 147 OPS+

Хэнк Аарон: .279/.356./.539, 44 HR, 117 ранов, 127 RBI, 142 OPS+

Райн Сандберг: .304/.371./.510, 26 HR, 100 ранов, 87 RBI, 145 OPS+

Кирби Пакетт: .329/.374./.490, 19 HR, 104 рана, 110 RBI, 139 OPS+

Эл Кейлайн: .308/.411./.541, 25 HR, 94 рана, 78 RBI, 176 OPS+

Статистика негритянских лиг неполна. Даже имеющиеся данные нельзя назвать точными, так как лиги были разрозненными, их матчи смешивались с играми в городских и выставочных турнирах. Вероятно, в 1940 и 1941 годах Ирвин отбивал с показателем около 40,0 %. Большую часть 1942 года он провёл в Мексике, где, насколько можно судить, он отбивал с результатом 39,7 % с 20 хоумранами всего в 63 матчах. Он потрясающе двигался по базам. Он потрясающе защищался в центрфилде. «Моя рука была лучше, чем у кого бы то ни было», — говорил он.

Ирвин одновременно серьёзно и в шутку говорил Уилли Мейсу: «Ты напоминаешь мне меня».

Ирвин мечтал о возвращении в Мексику в 1943 году, но, несмотря на больное колено и наличие семьи, его призвали в армию. Он попал в составленное из чернокожих инженерное подразделение, которое отправилось в Европу.

Когда он вернулся, с ним связался скаут «Доджерс» Клайд Сьюкфорт. Ирвин говорил, что Сьюкфорт предложил ему стать первым чернокожим в Главной лиге бейсбола. В этом был смысл: в 1942 году опрос владельцев негритянских команд показал, что они считают Ирвина тем игроком, который может пробить расовый барьер.

«Монте Ирвин должен был стать первым», — позднее говорил Кул Папа Белл. — «Он мог далеко бить. У него была отличная рука. Он умел защищаться, умел бегать. Да, он мог делать всё».

Но вернувшийся с войны Ирвин отказался. По этому поводу ходило много слухов. Некоторые считали, что владевшая «Ньюарк Иглз» Эффа Манли отказалась отпустить его без компенсации со стороны «Доджерс», а Бранч Рикки платить не захотел.

Сам он говорил, что просто не был готов стать первым. Война далась ему слишком тяжело.

«До войны я отбивал на уровне 40,0 %», — рассказывал Ирвин писателю Питеру Голенбоку. — «Я потерял три лучших года. Я не играл вообще. Война изменила меня».

В конце 1930-х годов Ирвин был спортивным феноменом школы Ист-Ориндж в Нью-Джерси — футбол, баскетбол, бейсбол, лёгкая атлетика, всё, что только можно представить. Его учитель написал владевшему «Нью-Йорк Джайентс» Хорасу Стоунхэму: «У нас есть игрок, в существование которого вы не поверите».

Стоунхэм отправил двух скаутов посмотреть на игру Ирвина, хотя в этом не было никакого смысла. Стоунхэм в какой-то мере был идеалистом, но он не собирался становиться первым, кто подпишет контракт с чернокожим.

Тем не менее, он хотел быть в курсе. Много лет спустя уже гораздо более взрослый Ирвин, игравший за «Джайнтс», спросил Стоунхэма: «Что они говорили обо мне?»

«Они сказали мне, — с неподдельной грустью в голосе ответил Стоунхэм, — что ты новый Джо ДиМаджо».

Более полувека спустя на скамейке в парке в Сан-Диего, Бак О’Нил молчал и слушал, как его друг говорит о своей боли.

«Почему они решили, что мы не можем играть?», — говорил Ирвин. — «Это был первый мой вопрос, когда я вспоминал негритянские лиги. Мяч был точно такого же размера. Биты весили одинаково. Поля были не меньше. Почему они думали, что мы не можем играть?»